Мой нежный друг, поскорее убери из пепельниц сугробы
И зажигалкой не режь ночную тьму на мелкие куски.
На всей земле нет почти что ничего такого, что могло бы
Быть адекватной причиною твоей печали и тоски.
Пускай порой улыбается судьба улыбкой барракуды
И достаётся твой праздничный пирог презренному врагу,
Поверь, мой друг, на земле нет ничего фатального, покуда
Есть у тебя самый лучший в мире я, который всё могу.
Когда беда, словно тёмная вода, огромною волною
На горизонте появится, шипя, как злобная змея,
Ты можешь твёрдо рассчитывать на то, что спиною, как стеною,
Тебя укроет от яростных штормов твой лучший в мире я.
Ведь я умею бороться и искать, найти и не сдаваться,
Я смел как лев, и пускай все силы зла зарубят на носу,
Что я сильней, чем они; и я тебя не заставлю волноваться,
Ведь, если что, я из воздуха соткусь, и я тебя спасу!
А если вдруг мы расстанемся с тобой на веки, веки, веки
И прекратится безумный этот сон, что снится нам двоим, –
Не грянет гром, не разверзнется земля, не пересохнут реки,
А просто я не сумею больше быть волшебником твоим.
Не потому, что, гордыней обуян, боясь казаться жалким,
Не захочу арсенал своих чудес растрачивать вотще,
А потому, что я просто вечный раб волшебной зажигалки
И на большом расстоянье от неё беспомощен вообще.
Вот почему мне не быть твоим огнём, когда начнёт смеркаться,
И потихоньку исчезнет дивный дар, которым я владел:
Я не сумею, не будучи твоим, из воздуха соткаться –
Ты извини, у любых волшебных сил имеется предел.
И в час, когда с четырёх сторон беда нахлынет водопадом
И, заблудившись, утратишь правый путь ты в сумрачном лесу,
Ты знай, мой друг, что я буду далеко, что меня не будет рядом
И я никак не смогу тебя спасти... но всё-таки спасу.
Ты знай, мой друг, что я буду далеко, что меня не будет рядом
И я никак не смогу тебя спасти... но всё-таки спасу.
