Как тот легионер, что, чуть стерев песок и кровь
С лица, в цепях, в полубреду, в плену
Благодарит богов за поражение -
Затем, что не велит себе роптать и сожалеть
Об утверждённой наверху судьбе
Всего побоища - и личной участи;
Но глух его латинский монолог,
В глазах играет желтизна, и - доведись ему
На волю вырваться - он воевал бы вновь...
Так я, не рассчитав опять прыжка, над пустотой
Вишу, держась за пустоту, - и мню
Себя союзником закономерности.
Я трезв, я полон сил. Но пустота - сильней меня.
Закономерность не весьма ясна,
И тень отчаянья мрачит моё чело.
Пусть цепи не звенят на мне - так что ж?
Ведь и доспехи не звенят. И всё, зачем я есмь, -
Лишь череда прыжков неосмотрительных...
Вода уйдёт в песок. Верблюд с размаху на бархан
Взбежит и рухнет неживым. Цветок
Согнётся нехотя - и перестанет быть.
Умрёт легионер, шепча: "Юпитер, ты не прав..."
И небеса не усмирят его
Ни порицанием, ни попустительством.
Но скрыт в цветке и звере некий знак,
Старался воин неспроста, вода - и та течёт
Не то на голос недр, не то на лунный зов...
А я? Что делать мне? Какому Риму присягнуть?
Какое небо допросить? С каким
Чревовещателем мне подписать контракт?
Витий вокруг полно, говорунов хоть отбавляй,
Сирен горластых тут и там не счесть,
И внятны речи их. Но неприятны мне.
А те, с кем я бы всласть потолковал,
Кого бы выслушал всерьёз, - те, зная истину,
Хранят молчание в своих бестрепетных
Гробах.