Двадцать лет, свирель, котомка,
Лучший посох в мире, лучший кнут.
Джим - овчар, в округе славный -
Через реку стадо гонит вброд.
Всё, казалось бы, нетленно,
Всё незыблемо, - но Случай тут как
Тут: привет, землетрясенье!
Дно колеблется, и тонет скот...
В берег врос, молчит, не лает
Пёс, помощник Джима, тоже Джим.
Нем и я. Моя отвага
Вся ушла, на чёрном скрылась дне.
В сотый раз забыв, что зримый
Мир вокруг скорее всё же мним, чем
Зрим, стою, смотрю, гадаю:
Жизнь моя, иль ты приснилась мне?
Смехом смех, но я, должно быть,
Тоже Джим, иначе что за пыл?
Сам же всё привёл в движенье,
Сам расставил семафоры, плут.
Вялый слог, набросок бледный,
Штрих, пунктир, сеанс гипноза - был и
Сплыл, так - что по нём я стражду?
Что к нему мои все взоры льнут?
Зной дрожит, стога дымятся.
Край земли, хоть сядь и ноги свесь.
Двадцать лет, пустых, как космос.
Счастья вкус, житья иного след.
Скажут мне: уж не венец ли
Долгих домыслов о Боге весь твой
Здесь? Не это ль, скажут, Бог твой?
Вздор, скажу, такого слова нет.
