Школяр в объятьях младой Гертруды
дремал на левом своём боку.
Во сне ему рисовались груды
песка - не к марш ли броску? -
и шли по песку верблюды.
(Один верблюд ишёл. Другой верблюд ишёл.
И третий верблюд ишёл. И весь караван ишёл.)
От книг дневных, от пиров вечерних
к концу семестра гудел висок.
Дремал школяр. Предстоял сочельник.
А марш, который бросок,
во всех был далёк значеньях.
(Один верблюд устал. Другой верблюд устал.
И третий верблюд устал. И весь караван устал.)
Гертруде снился туман стокрылый.
Во сне шептала она: «Зер гут,
школяр, созвездья красой и силой
твоей не пренебрегут.
Тебя не убьют, мой милый».
(Один верблюд упал. Другой верблюд упал.
И третий верблюд упал. И весь караван упал.)
Шёл курс второй. Неглубок, но ровен
был сон. Светало. Редел туман.
Кругом скрипели врата часовен.
Вдали гремел барабан,
серьёзный, как ван Бетховен.
(Один верблюд издох. Другой верблюд издох.
И третий верблюд издох. И весь караван издох.)
О, марш-бросок! О, цевьё с прикладом!
О, чуждый трепета сон младой,
когда не помнишь ни книг, что адом
грозят, ни Девы Святой,
ни имени той, что рядом.
(Один верблюд воскрес. Другой верблюд воскрес.
И третий верблюд воскрес. И весь караван воскрес.)
Школяр, очнувшись, размял до хруста
плечо. Бальзамом висок натёр.
Сказал Гертруде: «Прощай, Августа».
Зевнул. Пригладил вихор.
И вышел во двор. Там пусто.
(Один верблюд ушёл. Другой верблюд ушёл.
И третий верблюд ушёл. И весь караван ушёл.)
