Мой сон кривой, как бумеранг, летит - свистит в прохладном небе,
Летит и крутится по часовой.
А анемичное светило, что на крыши выползает, чуть касается его спины.
Вот что-то лопнуло и с треском разлетелось на куски,
Пошло кругами над моей головой.
Летят цветные бумеранги, по спирали возвращаются сны.
А у Миклухи у Маклая табакерка золотая, доски белые под ноги легли.
И патлы черные Миклухины соленые ветра теребят.
Они несут с собою легкое цветочное дыхание зеленой папуасьей земли,
Той, что оставила Маклаю только день и только ночь до себя.
Над черною волною взойдет Луна,
Бронзовое ухо серьга оттянет.
Небо надкуси и испей до дна
Чашу посвящения в островитяне.
Мой мир закупорен снаружи, стыл и сер, как дождь в лесу, сырые стены обступили меня.
Я щелкал клювом, топал крабом и, естественно, остался один.
Я все пытаюсь разглядеть седьмое небо сквозь стекло, но вижу только мох на серых камнях.
Когда ж поднимешь ты невзрачный сей сосуд, случайный мой Аладдин?
Пока я слушаю вполуха и вполглаза наблюдаю, желтый листик уплывет по реке.
Исчезнет за морем кораблик, только мачты растворятся в дали.
И что останется Миклухе, и, естественно, Маклаю? - Золотая табакерка в руке,
Седьмое небо за кормой и семь шагов до папуасьей земли.
Слушай и считай, сколько раз "ку-ку",
Сколько нам до счастия насчитала
Розовая птица на сером суку,
Сбейся посреди и считай сначала.
