Я помню Олечку тихоней, ниже травы,
А тут я слышу в телефоне: "Чё, где там вы?"
На встречу одногруппников приходит Олечка,
В блядских чулках, в юбке зимой, в очках.
Такая – "тыры-пыры, алё-малё,
Ой-ёй-ёй, всё нормалёк".
– Олечка, что с тобой? Вообще как ты?
А она уже поддатая: "Фау-фау, у меня всё пиздато".
А те, кто был оторвами безбашенными,
Теперь стали покорными мамашами...
Я помню этих приколисток, поверить сложно,
Что кто-то стал из них экономистом дотошным...
Немного пьянея, я объявил одной из них,
Как я болел ею все пять лет горестных.
И вот я дожил, чтоб признаться так запросто,
И прямо в том же ей признался, блин, староста.
Вот время было, помню, –
Таким казался мир огромным,
И те, кто стал теперь посторонним,
Вспоминается с теплом мне.
Вот время было, помню, –
Таким казался мир огромным,
И те, кто стал теперь посторонним,
Вспоминается с теплом мне.
У меня был друг – когда прошлого касаются мысли,
Во многих эпизодах появляемся мы с ним.
Уехал он лет семь назад,
Звонил каждый год, передавал привет всем...
Ну вы же знаете, как это по межгороду, –
Весёлое подбадривание, "приедешь скоро там?",
И вот он здесь проездом, какой-то левый чувак,
С деловым видом и тоном, мрачный – в общем, чужак,
Приличия ради посидели в ресторане,
Воспоминания ранние поперебирали...
Новых тем не нашлось, ели молчаливо,
Собрался в аэропорт гость – ну, счастливо.
Как общались мы раньше, что роднило нас?
Сотни мелочей пустячных, но всё сдвинулось,
Человек регенерируется весь за семь лет,
Клеток, из которых состояли мы, совсем нет.
Вот время было, помню, –
Таким казался мир огромным,
И те, кто стал теперь посторонним,
Вспоминается с теплом мне.
Вот время было, помню, –
Таким казался мир огромным,
И те, кто стал теперь посторонним,
Вспоминается с теплом мне.