Мой самый страшный враг – это же я сам, и никто иной.
Зверь голоден с утра, в памяти дыра, время за спиной.
Смел пламенный рассвет крошево с небес. Это – утвержденье права
Знать: в жизни смерти нет! Полыхает снег, август ледяной.
Сон поездом стоит. Зверь – не пассажир и не машинист.
Зверь скоро будет сыт, керосин разлит в тысячи канистр.
Вот, покидая дот, огненный коктейль заливает всю округу.
В нем обгоревший рот порождает крик рваным снопом искр:
Идут вперед стеклянные щиты,
Вперед, стеклянные щиты, вперед, стеклянные щиты,
Вперед, стеклянные!
Гремит тяжелой поступью кирза,
Из нор ссыпаются кроты, из нор ссыпаются кроты,
Из нор ссыпаются.
Тот, кто молчал всю жизнь – зарычал, завыл – и пошел стеной.
Дот, пропастью во ржи, выход разрешил на железный строй.
В клинч, в самый близкий сход ринулась толпа огненным кровавым валом.
Зверь вырвался вперед, и остался там, стоптанный кирзой.
Да, он не победил! Но он и не сидел куклой у окна!
Враз тысячи светил выжрали свинец, встали в стремена.
Их увозил восход, их увозил состав – всех одна толпа пожрала.
Зверь не взорвал моста, не убил крота, но уже познал,
Как прут вперед стеклянные щиты,
Вперед, стеклянные щиты, вперед, стеклянные щиты,
Вперед, стеклянные!
Гремит тяжелой поступью кирза,
Из нор ссыпаются кроты, из нор ссыпаются кроты,
Из нор ссыпаются...
