Альт и бас дают петуха, моргнув,
Игрушки свои жонглёр на землю бросает,
Стар и млад, плясун, балагур и шут
Становятся немы ртом и ликом темны, -
Чуть только наш, от ярмарки в двух верстах, кимвал забряцает
И окрест, бригадами по сто душ, появимся мы.
Мы - кроты. При нас улыбаться брось!
Мы видим тебя насквозь. Да, насквозь.
Главный крот сидит на таком коне,
В камзоле таком, что нам и сладко и больно.
Мы, кроты, его безусловно, чтим,
Поскольку он старше всех на семьдесят лет
И под рукой огромная у него, естественно, бомба,
От какой спасения никому, естественно, нет.
Ну, а мной - кончается строй бригад.
Я самый последний крот, арьергард.
Я иду. Я всем ходокам ходок.
А будет привал - засну, умру, не опомнюсь.
В нас, кротах, силён коренной рефлекс:
Велят умереть - умри, родиться - родись.
Плюс мы спешим, мы шествуем далеко, на Северный Полюс,
Чтоб на нём, присвоив его себе, создать парадиз.
И хотя над Полюсом ночь густа,
С ней справится зоркий глаз, глаз крота.
Всяк жонглёр на ярмарке, шут любой,
Пока мы течём вокруг, бряцая надсадно,
Прям стоит, и вертит в уме цифирь
(горазд не горазд считать, удал не удал):
Мол, клык за клык, за хвост полтора хвоста, три, стало быть, за два...
А итог выходит всегда другим, чем он ожидал.
Эй, басы! Моргните-ка там альтам.
Из Моцарта что-нибудь - нам, кротам.
