Гони сто сорок вёрст. Мигай, гуди, шуми.
Всё снег по сторонам да хвоя.
Рельеф за кольцевой - жилой, но не живой.
Чернеют имена, да сплошь не прочтёшь.
Опять сейчас одно - куда, поди пойми -
Ушло. Не разглядел его я.
В таком, как этот край, меня поди поймай.
Не зря он с высоты похож на чертёж.
Не то Волоколамск мелькнул и миновал,
Не то, наоборот, Таруса...
Сечёт наискосок черта строку и слог,
За что же с беглеца отчёт или штраф?
Меж тех, кто на земле с моё отзимовал,
Чутья беглец не чужд и вкуса.
Но всех, от коих мчит, он вех не различит.
Лишь эти, за чертой, учтёт, не читав.
- Прощай, - гласят они, - вина твоя мала,
Но мы её тебе запомним.
Почти или уже - ты сам на чертеже
Заметен не любым глазам по зиме.
Ты сам - минутный шум, невнятная молва,
Зачёркнутый никем топоним.
Оно пока светло, ещё куда ни шло,
А ночью на земле - ты сам по себе.
Черта наискосок, строка напополам.
Скулит погоня, след теряя.
Уж час как обогрев угас, не обогрев,
И мёрзну я, хотя одет мехово.
Нельзя не миновать. Прощай, Волоколамск!
Вовек не разгляжу тебя я.
Смешно махать рукой на скорости такой,
И всё-таки машу. Да нет никого.
