Видал бы кто, каким я львом гляжусь, когда на гран-приём
Являюсь к некой госпоже, в каком помпезном кураже,
С какой бравадой
Сажусь напротив госпожи - как будто молвлю ей: "Дрожи!"
Таким кажусь главой градским, парламентарием таким,
Хоть стой, хоть падай.
То не иначе кровь царей кипит во мне, когда пред ней
Рукой сеньора
В виду имея, что влюблён, кладу бумажник (в нём - мильон)
И жду фурора.
Но молодое существо, не представляя ничего
Собою, кроме в первый раз надетых бус, нездешних глаз,
Волос и шёлка,
Едва бровями шевельнёт, как весь бомонд в момент поймёт,
Что я не лев, не депутат, я просто мальчик, дебютант,
Летун, дешёвка.
Один прохладный, тёмный взгляд - и всё, и кончен мой парад,
Пиши пропало.
Одно движенье нежных век - и я увял, заглох, поблек,
Меня не стало.
На месте, где тому назад мгновений пять, глумлив, крылат,
Под стоны свадебных фанфар породы царской экземпляр
Сидел, сверкая, -
Теперь какой-то лже-двойник о четырёх ногах возник,
Муляж, который только вскрой - в нём засмердит весь шлак земной,
Вся дрянь морская.
А тот роскошный прошлый "я" - теперь всего лишь тень моя,
Мечта и грёза.
Не суперкласс и гиперблеск, а сверхконфуз и гран-гротеск.
Метампсихоза.
Ещё не смысля всей беды, пытаюсь я сдержать бразды,
Ещё с апломбом на других кошусь: мол, чем я хуже их?
Ничем не хуже.
Ещё я тщусь, как те цари, хоть часть себя сокрыть внутри,
В то время как вполне пора признать, что нет во мне нутра,
Я весь снаружи.
Вполне пора в родной вигвам бежать стремглав и выпить там
Свою цикуту,
Сиречь, буквально или нет, но сгинуть, кинуть этот свет
Сию секунду.
Кто испытал, не даст соврать и подтвердит, что с места встать -
Не так легко в подобный час. Но, чтоб не видеть этих глаз,
Больших как небо,
Собравшись с духом наконец, я улыбаюсь, как мертвец,
Потом встаю, мильон в карман кладу и еду в ресторан
"Аддис-Абеба".
Земля безвидна, даль бледна. Со мной лишь тень моя, она
В цари не метит,
Пересекая град пустой, где ночью нас, как в песне той,
Никто не встретит...
